Отправлено: 30.09.12 23:07. Заголовок: Исландия. Замок Батори. Сразу после совета.

 Отправлено: 07.10.12 22:49. Заголовок: Прижимая к себе с..

Прижимая к себе свою любовницу, Батори отдавался страсти, как лекарству от бурлящего в крови безумия, зажигающемуся в его зрачках алыми огнями. Ни о чем не думая, он видел перед собой лишь бордовую завесу, ощущая волны с силой пульсирующего в венах тепла, тепла, призванного успокоить демона – и позволить пробудиться другому существу, более разумному и вдумчивому. На сей раз оно не жгло, не разрывало на части, и Батори ощущал пьянящую негу, разливающуюся по телу приятными мурашками – от корней волос, до самых кончиков пальцев. Методично и быстро – он несся навстречу очередному перерождению, должному вернуть Владу его самого; точно предугадав момент взрыва, он слился с Катрин всем рельефом своего тела, крепко держа вампиршу в объятиях – и закусив губу, излил в нее свое семя, излил энергию, ранее звенящую в каждой его клетке и заставляющую Батори мучиться от ее избытка, разрываясь на части.
Шторм остался позади; воды глубокого, раскинувшегося в глубинах существа вампира океана, успокоились и не бились теперь в безумном бешенстве о гранит острых скал – но ласково омывали их, подбираясь к берегу с тихим шипением; хватка его ослабла – и он позволил Екатерине соскользнуть с себя. Теперь он слышал ее; слышал – и вновь видел черты лица, полустертые ранее его безумием. Нагота Катрин теперь почему-то смущала и его; он видел в ней какую-то незащищенность, уязвимость и … теперь ему хотелось спрятать вампиршу под черными крыльями своего плаща, спрятать белое тело, видеть которое – как казалось ему – теперь имел право лишь он.
Когда Батори отстранился от Катрин для того, чтобы взглянуть ей в глаза – его собственный взгляд прояснился, словно высокое синее небо, полностью избавившееся от рваных серых клочьев туч, освещаемых лишь частыми вспышками искривленных энергией молний. Сейчас он мерцал бирюзой – чистой, словно прозрачные воды озера, сквозь которые можно разглядеть лежащее на глубине сотен метров, самое его дно.
- Забери меня отсюда – просила Катрин, просила вот уже второй раз, он точно знал это, и знал так же, что в первый раз не услышал и не увидел ее. В сверкающей броне, растерявшей сейчас почти всю свою бешеную энергию, словно рождались десятки, сотни мелких трещин, сеткой окутывающих сердце Влада, и сквозь эти трещины уже готова была проступить холодная влага – влага сожаления.
Вновь подступив к своей сестре и ученице, он заключил ее в кольцо, словно собираясь вновь прижать к себе – но вместо прикосновения на плечи Катрин упало черное сукно складками ниспадающего к самым ее ногам плаща. Едва светящиеся во тьме пальцы, хранящие мягкую утонченность в линиях, застегнули на шее женщины серебро застежки в виде вьющейся замысловатым узором змеи. Потом он обнял ее – легко, словно хрупкую драгоценность, и убогая комнатка исчезла в яркой, подобной всплеску северного сияния, вспышке.
Когда мир снова обрел свои черты, оказалось, что они стоят посередине просторной, погруженной в темную синеву мрака, комнаты. Ладони Влада лежали на плечах женщины, сделавшей новый шаг вперед в своем развитии, зеленоглазой, готовой в любой момент воспламениться диким огнем, бестии. Пальцы мужчины скользнули по ее плечам вниз – и он отступил от нее на шаг, подобный бесплотному духу, готовому вот-вот раствориться во мраке долгой и беспросветной полярной ночи.
- Давно я не был так безумен – тихо произнес мужчина, и легкий вздох сорвался с его губ невесомым смехом, кратковременным и неуловимым, словно вечерний ветер. Он смотрел Катрин в глаза, словно ждал уловить там что-то … а потом опустил голову, и взглянул на свои руки. Острые когти стали сейчас короче и гораздо безобиднее на вид, нежели те смертельно опасные ножи, которыми он вспорол грудную клетку женщины на своей кровавой охоте. Он не думал тогда, почему она совершила это убийство; не думал, потому что не хотел знать. Ее кровь все сказала ему – но Батори похоронил это знание глубоко внутри; похоронил – но не избавился от него. Оно не тяготило, но заставляло желать тепла; ему словно хотелось согреться после тех полных ледяного безумия взглядов, которыми убийца окатывала его с головы до ног. Волосы вампира приняли сейчас иссиня-черный оттенок, руки его были холодны, и даже маленькие изумруды серебряного на тонкой цепочке креста – единственного украшения, которое Батори носил на себе, не снимая, мерцали странной прохладой. Он повел плечами так, как будто холодный, неприятный ветер, коснулся бледной кожи – и медленно опустился на мягкое покрывало раскинувшейся неподалеку, широкой резной кровати, окутанной тяжелым шатром балдахина. Раньше, после подобных всплесков энергии, Батори, забивался в тесные, темные помещения подземелий, лабиринтами пронизывающие уходящие вниз этажи готического замка, и подолгу восстанавливал расколотый на части рассудок в кромешной, оглушительно молчаливой тьме. Сейчас у него не было желания прятаться столь глубоко и столь надолго. Не было ли?
- Катрин- имя женщины слетело с губ вампира подобно шелесту листьев в густом, шепчущем слова одним им известного языка, лесу - Не покидай меня
Взгляд - прямой, прохладный и одновременно теплый, обещающий и обращающийся с просьбой, зовущий и как будто предостерегающий, слился с зеленью глаз вампирши.

 Отправлено: 07.10.12 23:50. Заголовок: Легкий шелк плаща ок..

Легкий шелк плаща окутал тело паутинкой, холодя и лаская кожу, инстинктивно Катрин стянула полы, чтобы закрыться, пряча грудь, живот, ноги. Она не хотела скрывать что-то от глаз Батори, ей просто хотелось тепла.
Гроза за окном закончилась и теперь только струи дождя барабанили по окнам и карнизам древнего замка. Где-то там в ночи другие вампиры охотились, убивали, карали… Но их с Владом охота была на сегодня окончена.
Де Сен-Сюльпис осмотрелась по сторонам, любопытствуя, куда же их перенес хозяин замка. Гобелены, посвященные сценам охоты, с юными красивыми дамами, гончими, тонконогими лошадьми, мужчинами с арбалетами и рогатинами… Алые, черные, золотые ткани – бархат, атлас, шелк. Всюду вензеля и витиеватые узоры, тяжелые статуэтки, украшенные позолотой и резьбой. На полу ковер с длинным ворсом, на который отбрасывает слабые отблески затухающее пламя в камине. Катрин с наслаждением сделала несколько шагов по ковру, наслаждаясь его теплом и тем, как он щекочет ступни.
- Катрин, не покидай меня, - голос Батори отвлек ее от собственных ощущений и переживаний. Он звал ее. Темные пряди растрепавшихся волос упали на лицо вампирши, когда она резко повернулась в сторону говорившего, изучая его. Он был сейчас совсем не тем, кого она видела около себя несколько часов назад. Бешенный, безудержный убийца, с горящими глазами, в которых читался приговор для его жертв, исчез, а на его место понемногу возвращался тот, кто когда-то принял ее в этот замок. Осознание того, что он взял ее сюда, как брошенную кем-то вещь, порой мучило ее. Посмотрел бы на нее Батори, если бы она пришла сюда довольная собой и своей жизнью? Захотел бы видеть ее рядом с собой, или так же отнесся, как и к Футуле, напыщенной и резкой, не думавшей над своими словами.
Кем они были сейчас? Двумя изгнанниками на вершине своей силы? Отверженными среди своих, чужими на празднике жизни вампиров и людей. Он мог так жить сотнями лет, а она.. Могла ли? Катрин грустно улыбнулась про себя. Никто не говорит о том, что она останется с ним. Батори может не захотеть этого. Он волен решать за них обоих, одиночка в своем существовании, гордец и великий маг… Зачем ему обуза? Ученица хороша тем, что заглядывает тебе в рот, даже когда ты зеваешь, а вот женщина, в которую ты хоть раз вставил член, а после оставил подле себя… Обязательно захочет чего-то большего впоследствии и начнет требовать, просить, осуществлять…
Владислав… Почему он был один до сих пор, почему подпустил ее к себе так внезапно, хотя мог бы насладиться обществом почти любой женщины? Катрин знала себе цену, своей красоте, телу, уму и способностям, но верить мужчинам не могла. Тем более, вампирам. Они слишком свободны и тем пьяны своей свободой, что могут распоряжаться ею всю свою вечностью. Кому нужна женщина на целую вечность? Да никому.
Едва слышно щелкнув застежкой, Катрин отпустила плащ, давая ему мягко опуститься на ковер к ее ногам. Легким движением руки вампирша заставила пламя в камине разгореться, наполняя комнату приятными волнами тепла, ласкающими ее обнаженную кожу.
Де Сен-Сюльпис подошла к кровати и прилегла на бок рядом с Батори, опершись на локоть. Взгляд зеленых глаз, отражающих языки пламени камина, изучающе пробежался по лицу мужчины, не опускающего взгляда под испытующим взором Катрин. Медленно наклонившись, она, едва касаясь губами, поцеловала любовника в лоб, после поочередно в глаза, после в нос и, наконец, нежно поцеловала его губы, все еще хранящие вкус чужой и ее крови, но теперь уже отдающей им самим, Владиславом Батори.
Катрин давно не ощущала в себе того, что творилось с ней в данную минуту. Ей было хорошо, но и тревожно одновременно. Может от того, что она позволила себе полюбить? Это пугало ее больше всего. Вампиры редко умеют любить по настоящему. Де Сен-Сюльпис знала об этом не хуже древних фолиантов, испещренных их далекими предками. Монстры, порождение ночи, они пришли в этот мир убивать и чистить людские миры от скверны, подобно падальщикам. Ангелы смерти и возмездия, моли ли они любить? Нет! Не имели права. Но… Подобно смертным отдавались страсти и чувствам. Катрин ненавидела Массимо за то, что он всегда внушал ей – нет, любить мы не имеем права. Любовь – это страдание. Он гладил ее кожу, страстно впивался в ее губы, шептал в ухо, что она его наркотик… Но не любил.
Батори тоже отвергал любовь. В ушах вампирши до сих пор звенели его слова:
- Все это чушь, убожество!
Он такой же, как и Массимо, а она – жалкая дура, которой судьба шутя подарила бессмертие, чтобы наблюдать за ее мучениями, кидая ее от одного хозяина к другому. В комнате было тихо и уютно, потрескивали дрова в камине, за окном шумел дождь, а Катрин не знала, что ответить брату, которого она потеряла. Солгать ему она не могла, а вот он… Он мог?! Быть может, не стоило переступать невидимую черту? Все это роилось в ее душе на уровне чувств, жаля и кусая сердце, но не переходя в четкую осмысленную мысль, которая могла бы подтолкнуть Катрин к действиям. Здесь и сейчас перед ней лежал вампир, обольстительный яркий мужчина, к которому ей хотелось прильнуть, пусть даже завтра он скормит ее своим тварям, а сам будет смеяться над этим со своей гостей-иностранкой.
Она вытянулась вдоль Батори, прижимаясь к его телу своим обнаженным и прошептала:
- Не покину.

 Отправлено: 08.10.12 03:15. Заголовок: Она казалась ему ..

Она казалась ему далекой, необузданной и дикой; то, как резко она развернулась к нему, какой взгляд кинула на притихшего и мирного сейчас Владислава, скорее напоминающего двадцатичетырехлетнего воеводу княжества Польского, нежели сверхвампира, одержимого жаждой крови и власти, - возбуждало в нем интерес и становилось причиной легких мурашек, резко нашедших свой исток где-то у затылка и разлившихся прохладным ручьем по спине. В камине вспыхнул огонь, зажженный легкой рукой Катрин – и в глубине взгляда мужчины полыхнуло отражение пляшущих языков - мягко, словно жгучее пламя терялось в бездонной глубине, растворяясь в ней и наполняя озера глаз Батори легким, парным теплом. Он не сводил с нее глаз. Смотрел, как упала с ее плеч тяжелая накидка, смотрел, как она приближается к нему – а когда Катрин опустилась рядом с ним на постель и устремила на него взгляд, призванный проникнуть в самую душу – Влад и тогда не отвел мерцающих зеленью глаз, позволяя женщине смотреть так глубоко, как только позволит острота ее зрения.
Катрин подалась вперед; ее губы приближались – а когда она коснулась поцелуем лба мужчины, Батори закрыл глаза, позволяя себе согреться ее дыханием, целиком и полностью осознавая глупость и бесполезность какого-либо сопротивления магии чар женщины. Волны тепла словно сомкнулись над его головой, в то время как новые поцелуи Екатерины увлекали мужчину на самое дно. Последний, глубоко и тепло накрывший губы, заставил Владислава надолго задержать дыхание. Удары сердца, глухие и сильные, отдавались в ушах – а когда его руки вновь скользнули бархатом ладоней по изгибам обнаженного тела Катрин, удары эти подскочив, участились, сливаясь в нескончаемую, непрерывную, оглушающую его музыку. Она не должна была прерываться. Никогда.
Так же, как не должен был заканчиваться и этот поцелуй. Да. Ему нужны были эти губы; нужны были поцелуи, нужно было тепло, в котором он тонул…так легко. Почему ему не страшно? Он устал. Господи, как устал. Как устал подозревать, ждать удара, лжи, ждать предательства и прятаться – вечно прятаться ото всех в ледяном холоде колючей, в кровь разрывающей его сердце, зимы. Но теперь… теперь у него не осталось сил – их нет больше, и стоит лишь опалить его огнем, настоящим, непритворным, истинным – как он тает, пробуждаясь - принц, раскрывший глаза после долгого, тяжелого, многовекового сна.
Пальцы Батори коснулись ее шеи – и заскользили вниз мягким бархатом, лаская легкими прикосновениями белую кожу; за каждым жестом следовал взгляд – столь глубокий, столь сосредоточенный на изгибах тела женщины, что казалось, ничто не интересует Владислава сильнее Катрин – живого, теплого, отвечающего на его прикосновения сокровища.
Он подался вперед, словно собираясь лечь на Екатерину сверху, но пока еще возвышаясь над ней на расстоянии вытянутых рук. Глубокий взгляд глаза в глаза – и Батори склонился к ней; склонился – к самой ее шее, вдохнул запах …
Поцелуи Влада теперь были легки и ласковы, словно прикосновение крыльев бабочки; он целовал белую шею, невесомыми касаниями спускаясь на грудь, гладил ладонями шелк ее бедер, касался слегка розового живота – сначала подушечками пальцев, а затем полураскрытыми, теплыми губами. Ее запах опьянял; касаясь кожи Катрин, Батори получал удовольствие сродни тому, как если бы уже был в ней – он был; сосредоточенный на ее теле, запахе, на ее реакциях, на том – дрогнула она под его прикосновением или нет, на цвете ее кожи, что могла меняться оттенком в зависимости от действий мужчины.
Он снова пошел выше; выше по животу – к груди, к нежно-розовым, созданным для поцелуев, соскам; казалось, не существовало клыков, призванных кусать, причиняя боль, казалось, что просто не может быть их у мужчины, чьи губы так теплы и нежны в прикосновениях к коже женщины; пальцы ласкали маленькие, аккуратные коленки, постепенно двигаясь выше, то по внешней – то уже по внутренней стороне бедер Катрин. Он уже был погружен в нее – всем своим существом, но теперь уже Батори не желал резкого и скорого вторжения в ее лоно; она должна показать ему. Показать, что хочет; он должен видеть, как темнеет ее взгляд, как розовеют губы, должен услышать желание – не в словах, так во взгляде; и он не возьмет ее до тех пор, как бы сильно не хотел.

 Отправлено: 09.10.12 02:00. Заголовок: Как хорошо, что он н..

Как хорошо, что он не захотел разговаривать. Катрин больше всего сейчас боялась бесед, боялась, что выплеснет то, что в ней всколыхнула эта ночь. Мягкие пальцы Влада ласкали потаенные уголки ее тела и она таяла, как воск, погружаясь в мягкое нежное состояние блаженства, в котором будто плаваешь, напоенный теплом и светом, исходящим из самого твоего нутра. Она буквально купалась в его объятиях, могла бы замурчать, мурчала бы, словно котенок, который у нее был когда-то, в прошлой смертной жизни.
Она позволила ему быть теперь нежным с ней, но глаз не закрыла, внимательно наблюдая за происходящим. Положила руку ему на голову, запуская белые пальцы в волосы, ласково взлохмачивая их, подаваясь навстречу его губам. Катрин питалась силой, исходившей от прикосновений Батори, нежилась в его взглядах, чувствуя себя наконец нужной! Массимо никогда не давал ей это почувствовать. Жестко и властно втянув ее в мир живых мертвецов, он то и дело показывал ей на ее место. Место создания, серой мышки, которой она никогда не была.
Только одно создание дало ей ощущение целостности и значимости, скромный доктор француз. Ее очередная жертва, чью жизнь она не смогла принять… Его голубые глаза светились восхищением, когда она вошла в его кабинет, намереваясь впиться в шею человека клыками и испить его крови. Но перед тем она подняла вуаль своей шляпы и взглянула в его глаза. Это стало ее спасением, тогда она была на грани отчаянья и желала своей смерти так отчаянно, что даже забиралась в библиотеку, где перерывала старые фолианты в поисках подсказки. Проклинала себя за трусость, грызла ногти… Достаточно было вызвать гнев короля… Но Катрин хотелось уйти тихо, не привлекая внимания… Анатолий решил ее судьбу, подарив любовь к жизни. Он так искренне и чисто признался ей в любви на второй минуте беседы, что она разревелась, как школьница. Потрясенный ее слезами, врач кинулся успокаивать свою позднюю посетительницу. Катрин изобрела историю, в которой расписала, что выдана замуж родителями за мужчину на двадцать лет старше ее, что она не любит мужа и хочет покончить с собой. Ту ночь она провела в объятиях смертного, а потом еще много-много ночей на протяжении двух лет, что она и Анатолий продолжали свои ночные встречи. Он любил ее. Беззаветно, сильно, верно и крепко. Мечтал, что когда-то сможет назвать своей, что они поженятся, она родит ему сына, а он – построит для них всех дом, в котором будет розовый сад. Анатолий умер от чахотки спустя два года, как начался их роман. Задыхаясь от слез и вони, которую издавало его тело, бившееся в предсмертной агонии, Катрин разрывалась между желанием спасти его и трезвым осознанием того, что это ни к чему хорошему не приведет. Ярый католик, спаситель человеческих душ, будет ли он рад тому, что превратился в демона ночи? Что его светлая Катрин кровопийца? А детей у них никогда не будет, только создания подобные им самим? Де Сен-Сюльпис сама закрыла ему глаза и поцеловала обезображенное болезнью лицо. Уйдя, она оставила с ним кусочек себя смертной. Она не любила его так, как могла бы, но он был ее теплом, надеждой на любовь, а от того не менее дорогим существом, которое она вспоминала в каждый год в определенный день, в тот самый, когда начался их роман…
Батори был нежен, но он был сильнее ее. Когда Катрин думала о нем, только от этого по коже бегали мурашки и сводило судорогой живот. Влад был мужчиной, мог дать ей то, чего так недоставало все эти годы. Пусть он может кинуть ее, пусть может захотеть растоптать. Бояться попробовать найти счастье было просто глупо и нелепо.
Глубоко вздохнув, Катрин поймала его ладонь, поднося к своим губам, и нежно коснулась ее поцелуем, улыбаясь любовнику, а после положила ладонь себе на грудь.
Заалевшие губы потянулись к губам Влада, в расширившихся зрачках отражалось пламя, неиствующее за решеткой камина. Узкая кисть скользнула к бриджам Батори, изящно и медленно распуская завязки, в то время как губы уже ласкали скулу, шею и плечо вампира, поочередно награждая их дразнящими поцелуями с нежными покусываниями…

 Отправлено: 10.10.12 21:39. Заголовок: Он никогда не вер..

Он никогда не верил в любовь; возможно, когда-то очень давно, в своей смертной жизни. Тогда женщины были подобны садовым цветам, нуждающимся в мужчине, в его внимании, в его силе… Отсутствие всего этого было подобно для них мучительной смерти. Одной своей немилостью ты мог убить; но не это было главным. Суть была иной. Дело в том, что все это делало женщин способными на любовь, способными на верность и преданность, в то время как свобода делала их неуправляемыми, обезображивала их лица - а в жестокости своей они зачастую превосходили мужчин. Нет убийцы страшнее женщины, нет врага коварнее. Нет друга ненадежнее. Нет обманщика более беспринципного и более лживого. Любовь…сейчас это чувство превратилось в яд, который впрыскивают в кровь перед тем, как предать; перед тем как отобрать у тебя то, что в ином состоянии ты не отдал бы никогда. Иногда ею называли желание обладать – на время, пока не надоест, пока тебя не выкинут прочь, словно отработанный материал. Способно ли хоть что-то заинтересовать бессмертное существо на целую вечность? Способно ли что-то не потерять за эту вечность своего вкуса? Он не знал; да и к чему говорить о вечности, если даже гораздо более ничтожные сроки становятся непреодолимым препятствием. Батори не знал никого, кто отличался бы таким постоянством во вкусах. В желаниях. В целях. Хотя бы просто в том, в какую сторону идти. Он – совсем иное дело. Возможно, он вообще такой один. Он воистину болен – если мог ненавидеть кого-то целых семь сотен лет. Мог ли любить? Сказать было трудно, но когда Батори останавливался и слушал себя самого, он понимал, что мог. В этом заключалась, пожалуй, главная его трагедия. Чувства переменчивы, как ветер; и потому они лживы. Как можно верить в существование того, что в один прекрасный момент исчезает бесследно так, словно его и не было никогда? Время идет вперед; мир меняется. Чужие чувства тоже, а ты... ты словно остаешься в прошлом, за гранью времени и пространства – со всем своим грузом нерастраченных, непринятых, осмеянных эмоций и устаревших для всех, кроме тебя одного, чувств. «Забудь об этом, брось, выкинь из головы, иди вперед!»
Казалось, все могли так – он один не мог. Или это было ему так сложно, что даже представить немыслимо. Он шел вперед – но тащил за собой весь свой огромный багаж, ничего не забывая и не пряча по темным углам.
Чувства… они хрупки, словно тонкие цветные витражи. Особенно чувства женщин. Сейчас ее все устраивает – и она готова представить себя саму едва ли ни в окружении выводка собственных детей, готова расписать в красках совместное будущее на сотни лет вперед с существом, которого, как ей кажется, она любит. Но.. проходит всего лишь один день, и вдруг…ей что то начинает не нравиться. Твоя несговорчивость; ревность; твое нежелание делить ее с кем-то другим; или твоя неспособность понять что-то вот так сразу. И все ее мечты рушатся с ее же легкой руки; «у нас ничего не выйдет» - готова сказать она – «потому что я струсила, и я ухожу».
Батори ненавидел людей, ненавидел вампиров за их непостоянство, за ветреность, гордо называемую свободой. Как можно верить в любовь? Как? Если все, что называют этим словом так жалко, так сиюминутно, так…так убого в своей слабости. В своей неспособности бороться.
Так хорошо, как сейчас, ему давно не было; возможно, через пару дней ему будет так плохо, как не было даже сотню или три сотни (какая разница?) лет назад. Пальцы Катрин зарывались ему в волосы, ее губы касались рук мужчины, она смотрела ему в глаза - и эти казалось бы, простые и невинные жесты трогали его гораздо вернее неистовой страсти и отчаянных ударов заостренным когтями по лицу. Когда пальцы женщины коснулись завязок на бриджах, Батори улыбнулся ей – помедлил немного, словно раздумывая - и…подался Екатерине навстречу, словно ныряя в глубокое море с высокой скалы. В прикосновениях вновь обнаруживалась сила, ласка, страсть; мужчины – но не вампира. Он погрузился в мягкое тепло ее тела медленно, закусив губу, не имея намерения кончить все быстро в этот раз. Перемежая вдумчивую методичность со всплесками беспорядочности прикосновений и местами нарастающего темпа, он то вел Катрин вперед, к вершине, то вновь заставлял расслабиться напрягающееся было нутро женщины. Перекатываясь с бока на бок, меняясь с вампиршей местами, то уступая свою инициативу ей, то снова властно забирая ведущую роль в свои руки, он полностью отдавался процессу любовного танца, плавно перетекающего из одного положения в другое. Он изучал ее; медленно, вдумчиво, терпеливо, словно диковинный музыкальный инструмент; пусть она когда-нибудь захочет оставить его, пусть захочет предать. Но сегодня… сегодня он должен стать центром ее вселенной.