Отправлено: 12.10.12 19:46. Заголовок: Исландия. Замок Батори. 14 ноября, 6 часов вечера. Жорж де Монморанси, Катрин Сен-Сюльпис

Жорж де Монморанси наносит визит Владиславу Батори, но, не застав того дома, оказывется принят Екатериной де Сен-Сюльпис.

 Отправлено: 28.10.12 06:04. Заголовок: Слова Монморан..

Слова Монморанси проходили мимо Владислава Батори – несмотря на то, что слушал он более чем внимательно, впитывая в себя смысл сказанного посыльным – впитывая и словно откладывая услышанное на отдельную полку до лучших времен. До момента, когда готов будет осмыслить, понять и принять. Когда наступит этот момент, Владислав сказать не мог – но точно знал: не сейчас. Сейчас он не готов, ибо, не смотря на то, что Батори поднялся в свой кабинет, он все еще мысленно находился внизу, в гостиной со светлыми шторами, напротив Катрин – которая уже не видела его, которая осталась одна, которая… ненавидела его в эту минуту. Слова Жоржа Монморанси сливались со звоном вдребезги бьющегося стекла, тонули в нем, словно в океане неведомого хаоса, видят боги, сейчас Батори лучше слышал слова Екатерины, чем фразы посетителя.
«Ненавижу, Владислав Батори» - грянуло в самом его разуме, и мир наполнился острыми осколками, ураганом осыпающими его внутреннее «я»; брови вампира едва приподнялись, чуть изогнувшись, лоб пронизала вертикальная складка, ресницы на мгновение сомкнулись. Он видел, как сжимается, чернея и съеживаясь, маленькая фиалка в скромной вазочке, как вянут цветы в коридорах замка, как тускнеют краски живописных полотен – и легкая горечь наполняла существо вампира, словно вместе с этими цветами Катрин заставляла почернеть и завять само его сердце, что было так тронуто ее признанием; словно обращала вспять все то, что произошло ранее, вновь возводя между ними стену. Но его цветы, его пурпурные лилии в высеченной из черного камня вазе были все так же свежи, все так же тянулись они к нему насыщенными, стреловидными листьями, все так же сверкала на них роса. Его рана была свежа так же, как свежи были эти цветы – и ненависть Катрин лишь упала маленькой черной каплей в океан его чувств, бесследно растворившись в нем, пропав, словно ее и не было… Не было ли? Слова Монморанси долетали до его слуха едва, словно шли из другого мира. Батори уже хотел, чтобы рассказ посетителя поскорее подошел к концу. Он чувствовал, что Катрин покинула замок, и уже отслеживал мысленно ее путь, намереваясь последовать за ней, когда беседа подойдет к концу- как вдруг сердце вампира дрогнуло – и вновь остановилось, словно не желая возобновлять ход до тех пор, пока хозяин его не воспримет упавшие страшными зернами вглубь его существа слова. Батори медленно обернулся к умолкнувшему Жоржу и взглянул ему в лицо, внимательно, с той пристальностью, что заставляет отводить взгляд в сторону того, на кого направлено подобное внимание.
- Вы в этом уверены? – ровно спросил маг, все так же сохраняющий внешнее спокойствие, хотя внутри у него как будто что-то рушилось в этот момент, что-то таяло, а что-то вновь покрывалось ледяной коркой, словно защищаясь ее доспехами.
- Да – донеслось до его слуха.
Холод разливался в груди спасительным озером, спеша на помощь вновь открывающимся ранам – таким старым, что доселе они напоминали о себе лишь ноющей, давно полузабытой болью, а сейчас… Батори оперся бледной ладонью о столешницу. Очертания кабинета дрогнули. Перед его внутренним взором возник старый склеп; длинный, словно коридор, уставленный каменными саркофагами, усеянный трещинами – каждая из которых сочилась ядовитой кровью, каплями стекающей на пол. Он шел вперед, цепляясь за эти стены бледными пальцами, стиснув зубы, борясь изо всех сил, по щиколотку утопая в багровом озере. Никто не пришел к нему на помощь. Никто. Они сами сделали его таким своим безразличием, своей непробиваемой глухотой, своим нежеланием воспринимать и слышать хоть что-то, кроме самих себя. Каким они думали, он должен был выйти из этого ада? Невредимым? Целым? Ангелом, полным внимания и всепрощения к окружающим?
Они не знали.
Конечно, не знали. Ведь они просто не слышали. Не слышали, потому что всем им он был безразличен.
Он шел вперед – а склеп все не заканчивался, уходя длинным каменным коридором в вечность, и стены его сочились кровью и болью, лижущей высокие, кожаные сапоги Владислава. Сердце вампира встрепенулось, возобновляя свой ход – и резкая, яркая вспышка затмила в ту же секунду внутренний взор. Все пропало, растворяясь в ней. Как тогда.
- Уходите – резко произнес Владислав, чувствуя, что еще немного – и он не сможет сохранять в своих чертах то ровное спокойствие, которое давалось ему сейчас с таким трудом.
- Немедленно.
Секунды текли. Батори потерял связь с Катрин; где она, что делает, что чувствует спустя минуты – он не знал, но он знал наверняка, что вампирша не рядом. Возможно, она никогда не вернется в эти стены, и кто знает, может этим спасет себя от неминуемой гибели рядом с ним. Он не обвинил бы ее за то, что она покинула его – ведь он причинил ей боль, несоразмерную ее деянию. Разве виновата она в том, что ей более по душе веселая музыка, цветы, общество музыканта Монморанси, свет, наконец. А что может дать он?
Острые ногти впились в столешницу, оставляя на ней глубокие борозды; Батори склонился над пурпурными лилиями, словно ища защиты в их едва уловимом запахе, на деле же – просто призывая на помощь все свои силы для того только, чтобы устоять на ногах и подавить мучительно-болезненный стон, ширящийся внутри. Зачем пришел этот вампир. Чего они все хотят от него, что им нужно???
Он выпрямился. Наполненные огнем волосы потускнели, приобретая каштановый оттенок с едва уловимым отблеском меди, все пламя Батори словно забилось куда-то глубоко вовнутрь, прячась, скрываясь от постороннего взгляда, забиваясь в углы черного, наполненного ядом склепа. Довольны ли они будут, если доберутся до того обожженного существа, которое он с таким трудом защищал все эти годы? Все, что сокрыто за высокими крепостными стенами, вызывает интерес. Так было и будет всегда – и чем сильнее защита, тем интереснее содержимое на взгляд горе-исследователей, одержимых одним единственным желанием сломать, вытащить на свет, разглядеть тебя со всех сторон – словно редкий музейный экспонат на выставке забавных уродцев…
Он закрыл глаза, сжимая в кулак идеально-бледные пальцы правой руки. Они могут говорить все что угодно. Но он знал главное. Им безразличны его чувства. Безразлична та боль, что он перенес, и та – которую он ощущает сейчас. Катрин не могла не знать, какова будет его реакция на появление чужака в доме. Не могла не знать, как он воспримет ее общение с этим вампиром. Она прожила с ним сто лет. Она не могла не знать, не могла, не могла. И все равно сделала. Зачем?
Он словно разрывался на две части, расколотый обрушившейся на него молнией. То существо, что столетиями скрывалось за высокими ледяными стенами, раскаивалось и желало всего того же, чего желал каждый. Оно хотело кинуться за Катрин, вновь соединиться с ней тонкой, но крепкой нитью ментальной связи, в то время как демон, сильный, яркий защитник в сверкающих золотом доспехах, гремел не просто ненавистью, но знанием: она, как и все, просто играет, сама не понимая этого. Играет точно так же, как все остальные играли с ним в дружбу. Если она ушла – это к лучшему. Не стоит срываться с места, не стоит идти за ней, не стоит.
Бледные пальцы коснулись ручки двери; легкий толчок от себя. Владислав вышел в коридор. Что говорил ему его замок – пустой и безжизненный без Катрин? Что говорили съежившиеся цветы, тусклые стены? О чем кричали побледневшие краски полотен?
Молчаливый и задумчивый, полный боли и горечи, он коснулся иссушенных лепестков умерших, потерявших краски цветов – ему было плохо сейчас, но высохшие лепестки наполнялись жизнью, распрямляясь и вновь стремясь к Владиславу изящными листьями, распускаясь алыми, царственными бутонами, свежими, полными жизни и … словно таящими в себе каплю надломленной хрупкости. На ярких, наполненных чувством лепестках дрожала в свете вновь вспыхнувших факелах, алая влага. Согретые его присутствием, цветы, так заботливо расставленные Екатериной вдоль стен– а затем уничтоженные ею же, оживали – все, как один, цвета крови, полные противоречивой силой, и даже фиалка, должная быть темно-пурпурной, выпрямилась в маленькой вазе на украшенном позолотой пианино – стройным, ярко-алым цветком, стоило лишь Владиславу переступить порог гостиной, где он в последний раз взглянул в глаза Катрин. Комната наполнилась переливчатыми, золотистыми клубами света; стекло зеркал восстанавливалось на глазах, осколки, усеивающие пол, таяли – словно льдинки в лучах ярко палящего солнца, огонь в камине вспыхнул заново – ярко оранжевым, почти алым огнем. Владислав стоял посередине светлой, яркой гостиной, теплой, словно освещенной солнцем; только яркий, красный цветок на крышке пианино кричал о боли, о чувстве, о горечи сожаления, о живом, бьющемся подстреленной птицей в груди, раненом сердце. Почти весь замок словно осветился бьющими отовсюду снопами света; вспыхнули ярким калейдоскопом цветные витражи, ожили картины, ожил – словно и впрямь живой – гранит каменных стен. Только сам Владислав оставался все таким же – не бледным, но потерявшим часть красок, глубоко впитавшихся под кожу и не желающих обнаруживать своего присутствия слишком явно. Не торопясь, уже оказавшись в своих апартаментах, Батори избавился от сверкающих золотом доспехов – и облачился в светло-серый костюм из мягкой шерсти. Белая рубашка оттеняла медленно чернеющие волосы, серая шерсть перекликалась с зеленью взгляда – ловко, со странной осторожностью в жестах, Владислав застегнул пуговицы на манжетах, одернул полы пиджака, и, наконец – завершил свой наряд темно-зеленым полотном широкого шарфа. Он едва ощущал присутствие где-то далеко отсюда, Екатерины – однако, был уверен, что сможет найти ее. Там, где сейчас находилась вампирша, смеялись люди, звучала музыка; странная, современная музыка, непривычная слуху Батори. Не торопясь, он поднялся по той самой лестнице, по которой поднялась на чердак Катрин, заглаживая по пути глубокие царапины на периллах и впитывая ладонями чувство ненависти, направленное на него,
Шел снег, медленно опускаясь крупными пушистыми хлопьями на уже иссиня-черные волосы Батори и медленно тая на них прохладной влагой. Он закрыл глаза, проникаясь атмосферой того места, где по его ощущениям была сейчас Катрин. Перед глазами встал, словно воочию, самый обычный паб, до предела наполненный людьми и звуками веселой музыки. Мгновение – и эта музыка оглушила Владислава, внезапно выросшего среди густой толпы собирающихся вокруг сцены смертных. Людей здесь было так много, что никто не обратил внимания на взявшегося из ниоткуда элегантного, яркого мужчину северной внешности, одетого в дорогой, но довольно простой серый костюм. Жизнь била здесь ключом. Свет разноцветных огней то и дело менял направление, мелькая, переливаясь огнями, перескакивая с одного посетителя на другого, призывая к веселью – люди смеялись, радуясь жизни, кричали что-то, подпевая высокой яркой брюнетке на сцене – яркой женщине с сильным, глубоким, полным чувства голосом; затерявшийся в густой толпе, Владислав не спешил выступить вперед, не спешил подходить вплотную к сцене, хотя взгляд его был прикован к ней, к той, что произносила сложенные в стихи и затем искусно вплетенные в музыкальный ритм, слова. В иссиня черных волосах вампира тихонько блестели редкие капли растаявшего снега, матовая кожа лишь слегка оживлялась слабым, едва различимым румянцем. Он слушал пение Катрин, впитывая энергию ее голоса, сдаваясь ему и позволяя теплу вновь наполнить переплетения вен под тонкой кожей – а затем побежать, подхваченным кровью, к глухо бьющемуся сердцу, вновь готовому распуститься крупным бутоном огненного цветка. Она пела с таким надрывом, что слова ее словно обрушивались на Батори мощными волнами бушующего моря, смывая с него яд, боль, кровь и жгучий страх предательства. Он слушал, не двигаясь с места, понимая, что она поет для него. Сердце забилось сильнее; он почти жалел о том, что не может остановить само течение времени в тот момент, когда песня Катрин оборвалась и музыка стихла, уступая место взрыву аплодисментов. Де Сен-Сюльпис тонула в них, тонула в них и музыка, все еще звучащая в голове Батори – вокруг хлопали в ладоши и восхищенно кричали люди, один он стоял посреди этого океана смертных – молчаливый, с ярко, горячо сверкающими множеством огней глазами, безмолвно взирающий прямо в лицо Катрин. Губы мужчины тронула улыбка – такая же яркая, такая же неоднозначная, так же богатая чувством, как и взгляд его изумрудных глаз.

 Отправлено: 03.11.12 01:58. Заголовок: Яркие огни, музыка в..

Яркие огни, музыка все это ослепило бы Катрин, не будь она вампиром и не умей контролировать подобное. Де Сен-Сюльпис пришла сюда не развлечься, не выпить и не посмотреть на смертных; ей жизненно необходимо было выплеснуть яд, скинуть зло и боль, избавиться от демона, пожирающего Влада и лизнувшего ее нутро. Она поступила глупо, так резко кинувшись его встречать, открывшись до предела. Катрин знала, что Батори будет в ярости, узнав о том, что в его замок вторгся обманом чужак; знала, что ему может не понравится то, как его принимает она сама. Знала, но думала о другом.
Хозяин замка вряд ли должен был задумываться о том, что сперва она приняла гостя в штыки, призывая его всем своим существом убираться, а лишь после позволила остаться. Знала ли она это? Знала. Но своей вины в том, что она позволила себе расслабиться в обществе Жоржа, Катрин не чувствовала. Монморанси был лишь Монморанси, знакомы из прошлого, но с ним она смогла предаться музыке, своей давней и пылкой страсти. Стоило ли им далее прятаться от всех остальных соплеменников?
В этот вечер ей хотелось петь, сначала от любви, после от горечи… Но все это звучало для Владислава. Жаль, что он так и не понял этого. Не почувствовал, с каким чувством она готовилась к его возвращению, как украсила его покои, какой нежностью касалась стен, преображая их для него. Только лилиям в его кабинете она дала право на жизнь, покидая резиденцию любовника. Это был подарок, который она бы ни за что не отобрала.

Она кричала, как раненое животное, выпуская остатки своей боли, не стесняясь своих эмоций и чувств. Черные кудри живописно окутывали фигуру пышным облаком, то и дело ниспадавшим своей хозяйке на лицо.
Это было больше, чем какое-то «караоке каждый четверг» и даже люди в зале почувствовали это. Отовсюду доносились крики, свист, аплодисменты, нестройный хор голосов не то подпевавших ей, не то выкрикивавших «Браво!», «Бис!». Барная стойка, эль, вино, джин и виски – все это было забыто зрителями, все столпились у сцены, восхищенно приветствуя сегодняшнюю звезду.
Гордый Эд стоял у самой сцены, то и дело зычно выкрикивая:
- Это моя подруга! Моя подруга из Франции, ее зовут Ева!
Подхватывая этот клич, толпа начала выкрикивать, скандируя:
- Е-ва! Е-ва! Е-ва! – а после разразилась оглушительным свистом и хлопками.
Катрин улыбалась им, резко ощущая, как по воздуху к ней протягиваются тонкие невидимые нити ментальной связи с Владом. Она буквально могла видеть их тоненькие полупрозрачные щупальца, паутинками скользившими по воздуху к ее рукам, ногами и волосам. Он здесь.
Это разом оборвало секундную эйфорию от свободы голоса, которая царила в ее душе с последним выкриком. Владислав здесь. Кто знает, что ждет ее теперь? Она вспомнила все свои страхи, пришедшие в голову после сладкого пробуждения. Что он может отвернуться от нее, захочет забыть произошедшее, вовсе вычеркнет ее из своей отшельнической жизни, оставит все, как было до их совместной охоты… Быть может, Влада разозлил вовсе не Монморанси, а именно она, Катрин. Тем, что предалась веселью, тогда как должна была ждать его, подобно покорной зверушке, прикованной к своей будке.
Она упрямо тряхнула кудрями, скользя взглядом по чужим лицам. Четко зная, где именно стоит Влад, она тянула время, игнорируя крики Эдда и его спутниц, призывавших ее спуститься со сцены и выпить с ними вина. Зачем бы он не явился сюда, она улыбнется ему так, как хотела улыбаться всегда. Странным образом этот вампир взрывал ее естество, ломал ее, выкручивал и делал этим только сильнее. Играл ли он с ней? Екатерина не знала и мучилась еще сильней этим незнанием. Она хотела закрыть глаза и упасть на его руки, будучи твердо уверенной – он поймает, но будет ли так? Или она прихоть, страсть, его создание для тонких долгих игр…? За секунду Катрин вспомнила все, что произошло с ними за эти безумные две ночи. Она не сомневалась в нем, когда пила кровь маньяка, не сомневалась, когда он вошел в нее, круша все вокруг, не сомневалась, когда он почти неслышно сказал, что ждал ее. Так почему же лижет нутро язык сомнений?
Ненависть.
Ответ был настолько прост, что Катрин внутренне вздрогнула. Сможет ли Владислав любить ее? Или ненависть его единственное сильное чувство?
Смертные бесновались у ее ног, кричали, пели, топали ногами. Катрин отмахнулась от них, как отмахиваются от надоедливой мошкары и люди скукожились, посерели, вдруг вспомнили о своих заботах и проблемах, стали рассаживаться за свои столики. Многие трясли головами, жалуясь друзьям на то, что алкоголь неожиданно взял свое, а не то они бы еще потанцевали сегодня. Взгляды отталкивались от фигуры Катрин, как от зеркала, она будто стала невидимой. Музыканты начали какую-то пространную мелодию, свет приглушили.
Он улыбался, стоя среди полчища обезумевших от выступления вампирши людей. Одетый по последней моде, в дорогой деловой костюм, нелепо смотревшийся в толпе людей в джинсах и рубашках. Смотря на эту тонкую улыбку, Катрин тоже улыбнулась, прикусив край губы и начала спускаться со сцены. Люди расступались перед ней, по-прежнему стараясь на нее не смотреть. Эд и Лиза уже сидели за своим столиком, увлеченно целуясь.
Де Сен-Сюльпис подошла к Владу, остановившись в шаге от него, и вновь улыбнулась.

 Отправлено: 03.11.12 20:48. Заголовок: Владислав словно ..

Владислав словно олицетворял собой нечто постоянное, константу, некий центр, вокруг которого не вращались - но хаотично сталкивались друг с другом более мелкие частицы, населяющие этот мир и всю Вселенную в целом. Он словно ощущал себя выброшенным из общего круговорота - не то что чужим, но невидимым среди всех этих людей, погруженных в собственные мысли о себе или же ком-то таком же, как и они сами. Однако, несмотря на все это, он не хотел бы уйти отсюда и вернуться в свой замок, где ждали его алые от боли, расставленные вдоль стен цветы; лишь в собственном кабинете, рядом с пурпуром лилий, подаренных ему Екатериной, Батори сумел бы обрести потерянное на время равновесие. Много часов понадобилось бы ему провести там, рядом с этими цветами, молча вглядываясь в капли росы на пурпурных лепестках, молча касаясь их кончиками пальцев. Молча. Он словно готов был замолчать навсегда – ибо невозможно было даже приблизительно высказать все то, что так долго скрывалось им от посторонних глаз глубоко внутри его существа. Батори словно онемел, оглох – так, как будто потерял саму свою душу, вытряхнутую на каменные плиты и затем растоптанную тяжелыми подошвами сапог. Единственное, что он оставил себе сейчас – было зрение, и он видел Катрин, полную энергии, внутренней силы; ее голос звучал столь глубоко и сильно – в то время как его и вовсе не желал обнаруживать признаков своего присутствия, прячась глубоко внутри в неясном страхе выйти наружу.
Глядя на Екатерину, утопая взглядом в облаке ее волос, ощущая окутывающую ее фигуру энергию – он сам внезапно ощутил себя таким уставшим, как будто тяжесть всех миров вместе взятых легла гранитной плитой на его плечи. Устало осознавая неоспоримый факт того, что молчание не выход в его случае, равно как и сон, способный надолго остановить биение сердца Батори, Владислав вновь терял краски – терял тем вернее, чем ближе Катрин приближалась к нему, спускаясь со сцены, подарившей ей море оваций. Черные волосы потускнели, лишенные яркого, исполненного внутренней силы блеска, и теперь оживлялись лишь каплями растаявшего снега - в то время как скулы мужчины буквально вспыхнули лихорадочным румянцем. Взгляд вампира все так же горел огнем – казалось, зелень его глаз была тем единственным, что никогда не померкнет, как бы не обессилел Владислав, как бы тяжело ему не пришлось, какой бы силы удар не обрушился на его голову. Лицо вампирши словно расплывалось перед ним, теряя четкость контуров – и вновь обретая их; слишком многое случилось за эти два дня. Он словно не поспевал за событиями в собственной жизни – они как будто неслись впереди него, устремляясь куда то вдаль, и возможно, Владислав Батори и вовсе потеряет их из виду, если не сумеет догнать. Воистину, в бою с многочисленными врагами и то гораздо легче одержать победу, нежели в бою с самим собой.
Демон, пожирающий его изнутри – но и поддерживающий, питающий рожденной в ненависти силой, отступил, оставляя мужчину наедине с черноволосой женщиной, спустившейся к нему со сцены. Взгляд Батори скользнул по ее губам, слегка изогнутым в улыбке, затем по скулам, бровям, волосам – и, наконец, он сумел взглянуть в ее глаза, словно таящие в себе намек на немой вопрос, обращенный к нему. К чему лишние мысли? К чему раздумья? Почему он стоит на месте? Ведь это же она. Та самая женщина, что подарила ему признание в своих чувствах.
Уверенный шаг вперед – и его ладонь с силой прошлась по изгибу спины Катрин; по-хозяйски, горячо, со страстью, которая не пропала никуда, несмотря на блеклость красок, Владислав крепко прижал к себе вампиршу, которую до этого так холодно и безжалостно оттолкнул в тот момент, когда она более всего нуждалась в нем. Свободная рука коснулась тонких пальцев Катрин, переплетаясь с ними – и Батори склонился к ней, стремясь зарыться точеным носом в густое облако блестящих черных волос, словно там крылось его спасение, лекарство от болезни, которая столь сильно мешала его существованию все эти годы.
- Я видел твои цветы – негромко произнес он, чуть сильнее сжимая пальцы ее рук своими, горячими и такими осторожными сейчас; запах волос Катрин и впрямь словно возвращал его к жизни, помогая разогнать густую пелену облаков, затуманивающих его взгляд и само сознание мужчины, столь безжалостно истерзанное больным прошлым, нестабильным настоящим и туманным будущим – Они очень красивые.
Еще немного – и казалось, он приподнимет Катрин над полом.
- Спасибо – негромко, почти в самое ее ухо; кончик носа Батори коснулся виска женщины, ресницы сомкнулись на мгновение – и он вновь глубоко вдохнул ее запах, прогоняющий болезненный ворох сомнений и приносящий легкое головокружение взамен.

 Отправлено: 09.11.12 20:00. Заголовок: Полная теплой благод..

Полная теплой благодарности людям, которые помогли ей выйти из тупика боли, ненависти и безумия, Катрин наконец отпустила их из своих цепких лап, разрешая вновь танцевать, пить и общаться в полной мере, приканчивая эту странную ночь по своему разумению. Сначала несмело, но уже через минуту весело и бурно, растерянный подавленный гул голосов перерос в веселые крики, а кое-кто и вовсе карабкался на сцену, собираясь исполнить очередной хит для ценителей караоке.
Никто не интересовался странной парочкой на танцполе, замершей посреди человеческого стада, занятого одной только мыслью – расслабиться перед новым днем бешеной скачки ха жизнь. Чем мы отличаемся от них, подумалось Катрин – ведь ничем. Так же несемся, давим ближних, сходим с ума, пьем кровь друг друга, ненавидим, любим, страдаем… Она знала, что со смертными сближаться нужно аккуратно и редко подобные сближения несут добро вампиру. Конечно, были экземпляры, выбравшие жизнь среди смертных, но проникаться сущностью людей запрещено не законом, а здравым смыслом. Они – пища, слабые нежные создания, хрупкие и тонкие, требующие защиты, а порой – взывающие к смерти всем своим существом.

Объятия Влада, осторожные и будто отстраненные, накрыли ее с головой, заставая врасплох. Она подалась ему навстречу, позволяя обнять себя, прижать к себе, ощутив, как с каждым новым движением растет пыл вампира, и улыбнулась этому, зарывшись лицом в полу его пиджака. Ну же… О, как она хотела этого, но боялась спугнуть что-то тонкое, едва ощутимое, витавшее над ними в воздухе.
- Я видел твои цветы, - струны души Катрин дрогнули, болезненно завибрировав, словно напоминая – аккуратно, здесь скользкая дорожка. Демон сжался в комок, мерзко и противно хихикая; он помнил, как сгорали его властью и под напором избытка чужой ненависти тонкие нежные лепестки, как высыхал сок в прозрачных прожилках под напором огня, как корчились фиалки, как скукоживались лилии, как сохли и чернели розы в изящных вазах… Каждый бутон был словами любви, каждый стебель – обещанием быть рядом и никогда не предать, но… Все сгорело в ссоре. Утраченного не вернуть, но… Она постарается дать ему что-то новое сегодня, завтра и так много дней и ночей вперед. Они бессмертны, у их ног вечность, чтобы все понять и простить друг другу и другим существам, оставившим в их жизни след.
Катрин вздрогнула, почувствовав, как Влад уткнулся ей в висок, опаляя дыханием. Сладкая дрожь прошла по ее телу, вызывая доселе неведомые приятные ощущения. Обхваитв его голову руками, зарывшись в волосы пальцами, она развернула лицо Владислава к себе, чтобы взглянуть в зеленый омут его глаз, а после, встав на цыпочки, припасть к его губам долгим нежным поцелуем.
Она не пылала страстью, но томилась нежностью. Точеные пальцы женщины перебирали волосы любовника, ласкали его шею и затылок в то время, как губы нежно и требовательно касались его губ, прося раскрыться и больше не мучить их обоих.
Какие идиоты, дураки, дети… Им вечности было мало, чтобы понять, как они нужны друг другу.

 Отправлено: 09.11.12 23:04. Заголовок: Чувства, неспо..

Чувства, неспособные найти выход посредством слов, отражались во взгляде Батори мириадами блестящих звезд, составляющих в совокупности целую неведомую, полную нераскрытых миров Вселенную. Миры эти томились плещущимися в них океанами чувств, и ненависть была лишь одной из многих эмоций, способных находить отражение в чертах лица Владислава. Он взглянул Екатерине в самые зрачки, когда пальцы ее зарылись с обеих сторон в его волосы - взглянул не с намерением проникнуть в ее мир, но с намерением впустить ее в свой. Здесь был и вопрос, и немая просьба, и множество "да", огнями переливающихся в яркой, мягкой и глубокой зелени, и оттенок глубоко сокрытой печали. Из глубин его сознания навстречу взгляду Катрин словно выглянуло нечто - ценное, чистое, светлое и... глубоко раненое.
Смотри - словно хотелось сказать Батори - Смотри. Это я.
Она была рядом; она перебирала теплыми пальцами его волосы, касалась затылка – прикосновения ее были так нежны, так упорно подтачивали они высокую холодную стену, за которой он не просто прятался – но защищался. Он буквально видел, как выступают сквозь трещины на льду крупные прозрачные капли – лицо Катрин приближалось к его, а он все смотрел на нее, не отрываясь. Их взгляды слились в один – и Батори ощутил теплое прикосновение полураскрытых губ, сначала одно, потом следующее, третье… пальцы обеих рук мужчины вновь скользнули ей в волосы – он словно готов был стать ее зеркалом, быть может, потому что чувства его были схожи с чувствами Екатерины?
Все хорошо. Момент, когда он отвернулся – а она ушла, далеко. В прошлом засохшие цветы. Далеко алые от боли розы. А она сама – с ним. И она хочет, чтобы он дал ей себя – дал то, чего не давал никому.
Сердце мужчины вновь открылось навстречу чужому чувству – раньше, чем открылись навстречу пряному поцелую его губы. Глубокая нежность была подобна медленным, терпко-сладким глоткам дорогого, воспламеняющего кровь вина, и Владислав пил ее – не торопясь, наслаждаясь каждой секундой, стремясь до капли прочувствовать вкус и не упустить ничего, даже самой казалось бы, незначительной малости. Он словно весь превратился в осязание, в обоняние – в чувство. Громкая музыка уже не казалась ему лишней – ее звуки обволакивали слух, словно являясь неотъемлимым продолжением всего того, что происходило между ним и Катрин. Этот бар, эти люди, это пространство, полное энергетических сгустков, олицетворяющих собой саму жизнь, готово было принять их обоих, и Батори не ощущал себя здесь чужим. Скорее он почувствовал бы себя сейчас лишним в собственном доме.
Почти неподвижные посреди пестрой толпы, они словно утопали друг в друге – но если жизнь и способна длиться вечно, то поцелуев такой продолжительности не бывает точно. Прошло немало секунд, прежде чем закончился и этот – но Владилав не спешил отстраняться от Катрин, касаясь кончиком носа ее лица. Звуки музыки словно стремились пробиться сквозь тонкую стену подтаявшего льда – он дышал, и сердце его билось чаще, на скулах выступал румянец, и волосы уже не лежали так ровно как в начале. Благодаря Катрин – черные пряди растрепались, беспорядочно обрамляя лицо мужчины, но не это ли было ему нужно? Не таким ли он, в самом деле был всегда – горячим, полным жажды жизни, жажды деятельности, искрящимся непосредственными, яркими, редко когда чем-либо сдерживаемыми эмоциями? Почему не дать им выход сейчас?
Владислав поднял взгляд, осматриваясь вокруг – так, словно только сейчас понял, где он собственно находится. Люди, танцы, радость, музыка, крики… веселье! Словно ожив вдруг – он улыбнулся, обнажая зубы – улыбнулся весело, почти восторженно, словно молодой юноша, впервые очутившийся на празднике жизни. Молодой мужчина, впервые вырвавшийся из своего огромного, мрачного замка, спустившийся с высокой стены, выложенной из тяжелых кирпичей забот и многочисленных, трудноразрешимых задач. Он держался за Катрин, словно она была его маяком, без которого померкнут все огни в бескрайнем океане вечности. Хотел ли он обратно в замок? Конечно нет!
Словно заискрившись чистой жизненной силой, Батори взял вампиршу за руку – и потянул ее за собой на танцпол, где вовсю бесновались десятки смертных, полностью отдающих себя музыке. Современные музыкальные течения были чужды и непонятны Владиславу – но сейчас он был открыт новым веяниям так же, как был открыт и новым чувствам. Легко, словно всю свою жизнь он проводил в бесконечных плясках, танцуя в барах всех известных ему миров, Владислав «поймал» ритм новой жизни – и новых музыкальных нот. Внезапно выяснилось, что он умеет танцевать… да еще как.
Присущая его характеру энергичность, резкость, стремительность, твердость и сила темперамента – все это гармонично находило отклик в каждом его движении, в каждом жесте. Он то отдалялся от Катрин на расстояние вытянутой руки, то вновь приближался к ней, крепко обхватывая ее стан, скользя по нему, едва касаясь губ женщины когда легкими, когда попросту жгучими поцелуями, а то и просто улыбаясь – задорно, весело, с отголоском какой-то сокрытой тайны - будучи близко-близко к ее лицу. Он то становился резче, жестче, быстрее – то вновь немного унимался в такт музыке, словно прирученный, готовый показать свою пьянящую ласку, грациозный тигр. Пиджак немного сковывал его движения, и потому в какой то момент Владислав просто сбросил его со своих плеч, откинув помеху на стул у только что освободившегося столика.
- А здесь не так уж плохо – произнес мужчина с долей веселого лукавства в тоне голоса, когда они с Катрин вновь сблизились и его бедра крепко прижались к ее, а пальцы вновь заскользили по изгибам спины вампирши – И знаешь что? Я думаю, нам надо выпить.
В ярких изумрудных глазах полыхнули опасные огоньки демонического веселья. Владислав Батори говорил не о вине. Уверенный, что Катрин поймет его - он легко рассмеялся, и закружил ее в новом витке быстрого, энергичного танца.

 Отправлено: 18.11.12 21:52. Заголовок: Нежный долгий поцелу..

Нежный долгий поцелуй нес пару куда-то далеко, словно воды бурной реки… Катрин почти не замечала людей вокруг, не слышала громкой музыки, криков в баре и хрипа микрофона, терзаемого очередным желающим спеть для публики любимый хит.
Когда поцелуй закончился, она взглянула в глаза Батори, улыбаясь кончиками губ, но серьезно и испытующе давая понять своими глазами, что все это не шутки, не игра и не пустяковый каприз Катарины де Сен-Сюльпис, юной ученицы Владислава Батори, мага и вампира, способного затмить всех их соплеменников. Понял ли он? Она кое-что точно успела заметить на дне его зеленых бездонных колодцев, скрывающих мысли и чувства вампира, но действительность нахлынула на них со всех сторон будто вода, смывая чувство уединения и тепла.
Влад менялся, как ртуть, и она едва поспевала за сменой его настроений, весело хохоча, повинуясь его движениям и желаниям. В один миг он превратился из мага в веселого молодого красавца мужчину, высокого, стройного весельчака, который всем своим видом кричал – я жить хочу! Катрин любовалась им, наслаждаясь каждой секундой безумного танца, продиктованного современными мотивами.
Громкие звуки музыки теперь не были чужими, они звучали для них двоих и, поймав ритм, Екатерина отдавалась им под руководством своего любовника. Это была своеобразная тонкая игра, подобная той, которую ведут двое наедине, прикасаясь к обнаженным телам друг друга, но сейчас все было иначе. Катрин чувствовала себя юной девственницей, влюбившейся в первый раз в жизни. Она теперь вообще не знала, была ли когда-то в ее жизни любовь до Влада? Были ли у нее мужчины? Какими серыми невзрачными тенями они стали в сравнении с зеленоглазым вихрем, нежно, но властно прижимающем ее к себе, словно говоря – не отпущу. Вспоминая Массимо, Катрин становилось стыдно, что она позволяла себе быть с подобным ничтожеством и ему уничтожать себя. В какой-то мере ей было стыдно даже перед Владом за свое прошлое. Сильный мужчина достоин сильной женщины, а не глупой дурочки, несколько столетий потратившей зря – в одиноких ожиданиях в холодной постели, в слезах на полу, в попытках уморить себя голодом, дабы умереть… Помогало ли ей это? Ни разу… Ни слезы, ни голодовки, оканчивающиеся чередой безумных животных убийств, ни ожидания, ни разговоры… Катрин де Сен-Сюльпис была куклой своего создателя и не более, но все это было в прошлом.
Теперь все так быстро менялось, что у вампирши кружилась голова от удовольствия и от страха потерять счастье, найденное спустя столетия после ее смерти.
Все эти мысли вихрем пронеслись в голове Катрин в какую-то секунду, когда Влад нежно прижал ее к себе, прошептав в самое ухо:
- А здесь не так уж плохо. И знаешь что? Я думаю, нам надо выпить.
Оторопев, она рассмеялась.
- Как..? Ты хочешь вина, эля или…
Но договорить им не дали, чьи-то огромные руки накрыли их плечи, по-дружески тряся и прижимая к чьей-то широкой груди.
- А я так и думал, что такая красотка не одна и ждет здесь кого-то! Эд, - ирландец выпустил из объятий пару, протягивая правую лапищу Владиславу.
Катрин выдохнула, с ужасом смотря на человека и на Батори, молясь всем богам мира, чтобы Владислав не подумал ничего лишнего.
- Это Эддард, он из Ирландии. Его девушка Лиза и ее сестра составили мне компанию, пока я дожидалась тебя, дорогой, - с улыбкой поведала Катрин, - Эд, это Влад.
Ирландец уже порядочно выпил и был хорошо навеселе, не давая Катрин договорить, он продолжил сам:
- Да, если бы не мы, Ева совсем скисла бы. Видел бы ты ее, когда она вошла в паб такая серьезная, печальная… Будто разбила старинную вазу своей бабушки! – ирландец рассмеялся, - Наверняка из-за тебя грустила. Но! Мы заболтались! Я слышал слово «выпить». Я прав? Влад! Я угощаю, в честь знакомства и в честь песни Евы! Слышал бы ты, как она пела!
Ирландец с силой ударил себя в грудь кулаком, словно старался вышибить сам из себя дух, а после, закинув руку Владиславу на плечо, махнул свободной лапищей в сторону барной стойки, где как раз виднелось несколько свободных мест. Лиза и ее сестра во всю пытались держать их незанятыми, разложив на трех стульчиках своих сумочки и шарфики.
Катрин, не выдержав, рассмеялась. Они едва не поругались из-за музыки, и музыка же их и мирит. Да что там музыка… Смертные предлагают вампирам свое покровительство. Странный, но такой приятный вечер. Она перевела взгляд на любимого и рука сама собой потянулась к его руке, чтобы нежно сплести пальцы с его пальцами.

 Отправлено: 19.11.12 03:13. Заголовок: Энергия била ключ..

Энергия била ключом; он контролировал ее – превосходно, словно опытный водитель, мастер своего дела – великолепную гоночную машину, способную развивать скорость, превышающую скорость звука. Он позволил себе слиться с музыкой, позволил ей напитать его кровь скорым ритмом, дико ревущим подобно высокогорной, низвергающейся со скал неистовой и злобной реке. Это было сродни настоящему ощущению свободы – и даже самого ничтожного оттенка ненависти не затесалось тайком в богатейшую, яркую, слепящую глаза палитру силы и страсти; сила эта жаждала веселья, жаждала жизни – жизни, которой заслуживала по праву. Страсть же требовала выхода; Батори позволил ей вырваться – и наполнить себя, словно высокий крепкий сосуд – сверкающей, доведенной до точки кипения субстанцией. Отпустил тяжелый засов, освобождая ей путь - и это было сродни полету. Он бессмертен; во многих мирах не сыщется никого, кто мог бы сравниться с ним могуществом. Он добился этого сам – не прибегая ни к чьей помощи; он заслуживает такой жизни, какой сам хочет для себя. Само Солнце напитало его своей силой. В его венах течет огонь. Никто ему не указ, не царь, не отец, не бог - никто не смеет говорить Владиславу Батори, чего он должен, а чего не должен делать. Он возьмет свое – он заслужил, он купил себе это право своей кровью; и ни одна мразь не загонит его обратно в серый холодный склеп.
Батори словно поднялся над всем миром – поднялся высоко, и заново ощутил свою силу, напитавшую светом каждую клеточку его существа.
- Как..? Ты хочешь вина, эля или…
Она удивила его. Показалась растерянной – словно он вытолкнул ее из круга поющих и танцующих смертных, и занял ее место на самой его середине. По губам Батори скользнула улыбка – он обнажил белые зубы, но тонкие острые клыки прятались глубоко, а потому даже вблизи их присутствие никак не обнаруживалось. Он был дьявольски ярким сейчас, энергия готова была литься через самый край – наружу, демон и человек тесно переплелись в нем, являя посторонним взорам гармоничный симбиоз смертной и бессмертной сущности. Демон доминировал – явно, неприкрыто, он был опасен – но разумен и … человечен. Он коротко рассмеялся – потом смех его затих, оставшись в глазах и сверкающей белизне обнаженных зубов; повернув голову чуть влево, словно собираясь отрицательно покачать ею, Владислав поднял указательный палец и, сощурясь, погрозил Екатерине, словно говоря «сейчас узнаешь, но не думай, что все так просто».
Прикосновение чужих рук к его плечу стало для Владислава Батори неожиданностью – резкой, чужой, странной, на мгновение пробуждая в недрах его существа ярость дикого животного, привыкшего лишь к одним рукам и не желающего терпеть чьи либо иные; он едва не рванулся в сторону – резко и быстро, выпустив наружу клыки и когти, но разум справился с внутренним порывом легко, играючи; все было под контролем – это пьянило Батори почище любой крови. Он полностью контролировал собственную силу, а значит, нет в нем трещин, сквозь которые могли бы просочиться лишние эмоции. Это говорило о том, что он … цел!
Прямой, сверкающий множеством огненных бесов, пронзительно-зеленый взгляд ударил в лицо смертного, окатывая добродушного Эдда волной жгучей, пылающей нечеловеческим весельем, энергии. Она не несла вреда ирландцу, но просачивалась сквозь поры внутрь, напитывая говорящего новыми силами – силами, которые очень пригодятся ему этой ночью, если он рассчитывал выжить после общения с Владиславом Батори…
Свободные от украшений, обнаженные пальцы вампира сомкнулись на широкой ладони собеседника с крепостью, ожидаемой скорее от бывалых военных, нежели от одетого в дорогой костюм офисного работника. В каждой черте вампира угадывалась такая сила воли, жесткость и в то же время – такое желание жить и получать от этой жизни удовольствие, что опытный физиономист сразу распознал бы в нем существо как минимум неординарное. Скрыть яркость красок Владислав Батори даже не пытался - и был рад тому, что Катрин назвала Эддарду его настоящее имя, а не представила придуманным.
- Да, если бы не мы, Ева совсем скисла бы. Видел бы ты ее, когда она вошла в паб такая серьезная, печальная… Будто разбила старинную вазу своей бабушки! Наверняка из-за тебя грустила. Но! Мы заболтались! Я слышал слово «выпить». Я прав? Влад! Я угощаю, в честь знакомства и в честь песни Евы! Слышал бы ты, как она пела!
Ирландцу повезло – просто потому, что сегодня Владислав Батори был в настроении слушать, смотреть и … прощать. В иной день и при иных обстоятельствах он мог отреагировать более чем агрессивно - и жизнью пришлось бы заплатить за свой поступок тому, кто посмел даже косвенно вмешаться в их с Катрин отношения. Но сейчас… когти и зубы были спрятаны, а волны энергии, исходящие от бессмертного существа, несли в зал заряд с однозначным знаком «+»
- Я слышал – ответствовал Владислав новому знакомому, кивая в ответ на его слова –Но не спешил выделяться из общей толпы. Теперь же я больше не намерен прятаться от моей Евы и – на дне зрачков Батори полыхнули яркие, словно вспышки пламени факелов, огни – От новых знакомств.
Свободная рука мужчины крепко обвилась вокруг талии Катрин прежде, чем вампирша успела коснуться кончиков его пальцев своими – словно сейчас Владислав давал понять всем посторонним главное: это – его женщина, и им скорее стоит поблагодарить его за то, что он позволил чужим людям свою женщину развлечь – позволил первый и последний раз в их жизни.
Второй по счету панибратский жест ирландца был воспринят вампиром куда как более благосклонно, нежели первый – второго импульса огненной ярости не последовало, и Владислав твердо направился к барной стойке, негласно принимая приглашение Эддарда. Вот только просто так сидеть и пить, перемежая глотки спиртного с ничего не значащими словами, Батори не собирался.
- Идет – со смехом отозвался вампир на предложение «угостить» всех в честь знакомства и песни, так ярко пропетой Катрин – Я отплачу всем вам добрым весельем и хорошей музыкой в ответ на теплый прием.
Смех Батори разлился по всей зале, разбивая на тысячи мелких осколков атмосферу, успевшую сформироваться в этом месте и заполняя все пространство бара чем-то совершенно новым; казалось, здесь стало светлее – ярче зажглись огни, люди выглядели свежее, чем доселе – напитанные новыми силами, они как будто светились изнутри и…очень скоро им станет недостаточно песен в имеющемся списке караоке-бара… На губах Владислава вновь расцвела улыбка – словно он задумал какую-то безумно забавную шалость, которая вот-вот воплотится в реальность.
«Водки!» - хотелось рявкнуть Владиславу, но, взглянув краем глаза на ирландца… Эддард был нужен ему, как невольный помощник, поэтому…
- Эля! – громко крикнул ирландец– Лучшего, что у тебя есть!
Перед Владом и его новыми знакомыми поставили пузатые кружки, наполненные солнечного цвета жидкостью. Брови Влада на мгновение сдвинулись к переносице - он с подозрением смотрел на напиток, наверняка сильно отличающийся от того старого доброго польского эля, вкус которого он помнил еще со времен своей смертной жизни. Осторожно, словно боясь отравиться, вампир пригубил напиток и... черты его вновь просветлели, когда эль был оценен бывшим польским воеводой как "хороший".
Владислав позволил ирландцу выполнить данное обещание; позволил завязаться разговорам - но как уже было сказано выше, долго находиться под покровительством смертных он не собирался. Это его вечер. Его мир. Его бар. Его люди.
Все здесь МОЕ
Он улыбнулся. Заиграла музыка; откуда она взялась – вряд ли кто-то смог бы точно сказать; пока звуки ее были слабы и ненавязчивы, но постепенно она усиливалась, демоническим образом захватывая едва ли не самые души всех присутствующих в свой плен. Люди забыли о караоке, подчиняясь ее силе, и уже начинали двигаться в такт, пока медленно, словно пробуя неведомое на вкус… Владислав позволял им привыкнуть, сродниться, еще щадя смертный разум… Новая мелодия несла в зал свежее, исполненное силы веселье, задор – яркий, огненный и вместе с тем по детски-непосредственный… Громче, громче, громче!
Зал взорвался веселыми криками и все больше людей пускалось в пляс, потому как устоять под эти бесовские, схожие с ирландскими, мотивы древнего, дикого, исполненного магией Севера было попросту невозможно. Не выпуская из рук кружку, уже наполовину опустошенную, Владислав взглянул вдруг - прямо, весело и.. жестко - ирландцу в лицо.
- Эдд – обратился он к мужчине по имени и огни вновь, еще ярче полыхнули в зеленом взгляде дьявольским пламенем в момент, когда вампир слегка склонился к смертному - Пришло мое время платить
Резко выпрямившись, он соскочил со своего места у стойки.
– Люди! – теперь уже голос Батори прокатился по всему залу мощной волной, словно глас божества, напополам раскалывающий электрическим разрядом небо – и все без исключения взгляды обратились в его сторону. Музыка оборвалась - танец замер – словно по волшебству; они не сдвинутся с места, пока он им не разрешит. Он не разрешит - пока все они не поймут, кто дарит им частицу иного мира этим вечером.
Почти все они оставили свои места за столиками, предпочтя деревянным столешницам танцпол.. Зря! Ярко усмехнувшись, Владислав прикончил остатки эля в своей кружке долгим, глубоким глотком, далеко запрокинув голову а затем, разбежавшись, легко вскочил или даже лучше сказать, «запрыгнул» на ближайший к нему оставленный стол. Он оглядел их всех - "обняв" всю эту толпу взглядом так, как родитель обнял бы своих детей. Высоко поднял пустую пивную кружку над головой и, сделав шаг вперед, коснулся носком ботинка края столешницы, словно склоняясь к людям… людям, которые смотрели на него и ждали слова.
- Сегодня мы будем веселиться! – почти прокричал смертным сверкающий множеством огней, яркий вампир – И пусть все проблемы всего этого суетливого мира отправляются к дьяволу в адово пекло! Никогда они не заставят нас забыть вкуса жизни и не лишат ни одного из присутствующих способности предаваться веселью и посылать к черту все, что мешает нам счастливо жить! Я дарю вам эту ночь- и всегда, когда вы будете думать, что силы ваши на исходе, достаточно будет вспомнить о ней, и эти сукины дети вернутся к вам вдвойне! Танцуйте и пейте, сколько сможете выпить! Я плачу за всех вас! – Небольшая пауза стала тонкой гранью, еще разделяющей смертный и бессмертный миры на два отдельных, не пересекающихся друг с другом измерения. Стрелки наручных часов Владислава сошлись на цифре «12». Все. Резкий жест, растрепавшиеся волосы, огонь в глазах, улыбка, несущая в себе так много, энергия радости, отчаяния, счастья, боли, любви, ненависти; звон разелтевшейся н куски стеклянной посудины словно подтвердил: все сказанное - правда. Воистину так
- Танцуем!!! – проорал Батори; громко, мощно, весело. Словно ураган смел на своем пути тонкую грань, и целые реки энергии хлынули в зал; снова грянула музыка – неземная, такая, какой еще никогда не было слышно ни в одном уголке мира; никогда не было – и, скорее всего, более никогда не будет.