Блеск свечей струился тонкими ручейками по складкам темно-пурпурной ткани, перетекая бликами на гладкое стекло магического кристалла, отодвинутого на самый край. Теплый медовый свет огня золотил бледные, почти белые пальцы идеально красивых рук, но не согревал их. Ярко блестели в свете огня изумруды зелёных глаз змейки на тонком серебряном кольце, вспыхивая при каждом движении пальцев, переворачивающих крупные, ярко иллюстрированные карты. Повешенный. Тройка мечей — алое сердце, пронзённое тремя мечами. Восемь мечей — белый лебедь, запутавшийся в остром терновнике, бьёт крыльями по земле, но острые шипы только ещё пуще вонзаются в его тело. Отшельник, постигающий неведомые тайны. Король мечей — холодный и отстранённый, сидит на каменном троне, опираясь на широкий клинок. Безмолвно смотрел Батори на эту комбинацию. Ничего нового. Что он хотел увидеть?
Глаза его закрылись. Он прислушался к себе. Как обычно, ныла давящей болью грудная клетка, словно там, внутри, было разбито что-то. Когда подобное ощущают смертные, они плачут, чтобы в слезах найти облегчение. Здесь же никакого облегчения быть не могло — и осознание этого звучало в уме Батори, как приговор.
Даже с Катрин он не мог поделиться этим. Она — часть его будущего и настоящего, но есть такие вопросы, которые можно закрыть только с помощью прошлого. Дорога туда была закрыта для Батори — по крайней мере, так он думал. Надежда на это давно умерла в его сердце. Умерла ли? Почему тогда оно болит?
Он бы скорее умер, чем признался вслух. Да, надежда была. И она мучила его.
Взгляд вампира упал на маленький шарик, наполненный изнутри белой дымкой, в которой изредка вспыхивало что-то, похожее на звёзды. Это был артефакт Хильдерика, с помощью которого (и только с его помощью) король вампиров открывал порталы в другие миры.
Владислав выудил его со дна глубокого кованого сундука в одной из кишащих дикими тварями пещер. Одного касания пальцев было достаточно, чтобы ощутить до боли родную энергию. Она пробиралась через кожу к самому нутру, трогая старые раны. Король сам сделал этот артекафт. На это у него ушло не одно десятилетие. Шарик буквально излучал родительское тепло, сочился древней силой, выдержанной, словно вино прокуратора Иудеи Понтия Пилата. Это была и часть Владислава тоже. Воистину, он проклят.
Сложная и противоречивая палитра чувств не имела выхода, обречённая томиться внутри. Никто не понимал и не слышал его. Даже если он отдаст этот маленький теплый шар Хильдерику и поможет в очередном сражении за их общий мир, ничего не изменится, потому что прошлого не вернуть. У него нет там ни друзей, ни даже сочувствующих. Они не понимают и не слышат его. Не знают, как больно ему каждый раз даже просто видеть их всех. Никогда не поймут и не услышат. Даже после всего, что он натворил. Так что же ему делать?
Батори отчётливо знал, что не заблуждается. Он кожей ощущал глухоту мира к себе. Их мира. Как это — понимать, что никому не можешь открыться? Никому из тех, кто мог бы помочь.
Королевский артефакт грел ладонь, словно кусок солнца. Он так долго пытался избавиться от Хильдерика в себе. Сколько ещё нужно времени? Вампир вытащил из колоды очередную карту. Звезда. Опять! Надежда. К чему ему надежда?! Он не хотел её. Хватит с него надежд. Пора заканчивать всё это. С ожесточением в лице, он оттолкнул от себя изящный резной стол и резко поднялся с кресла, отворачиваясь от колоды, как от врага. Глаза его ярко блестели.
Стояла глубокая ночь. Несмотря на то, что он был в своём замке, Владислав ощущал запах приближающейся зимы. Он так любил это место!
- житель сейчас в городе